На теле, скомканном в начало всех начал,луч утренний сидел. Он означалдля тела новый день, весну и жизнь.Но не любовь, кому ты ни молись. А в теле, скомканном в начало всех начал,рычал и плакал, бился и кричалот боли одинокий дикий зверь.Не верь им больше. Никому не верь.

Я не плачу. Входят иглами в кожу и вены жгут твои стихи раскалённые. Разлетаются к чертям двери-кожухи, те, стальные, для чужих припасённые. Нежность ластится щенком где-то в солнечном (придушить бы сразу, только вот жаль её), пахнет детством, сочным яблоком полдничным, в кровь мешает, ароматные капли льёт, растекается внутри негой клеверной… Мне с тобою не судьба ни любить, ни быть. Мне морошкой, рыжей ягодой северной, долго-долго, томно, сладко во рту кислить. Южный ты. А я холодная, дикая, и в зрачках моих — звериные искорки. Но в груди живое, тёплое тикает… Как наркотик — интернетные вылазки. Мне лисой бежать по тропам души твоей, след искать — вдруг мысли обо мне спрятались. Береги…

Здравствуй, Ветер. И тебе опять не спится. А меня тревожит память снова. Я пытаюсь точно, слово в слово, уничтожить ненавистные страницы. Ветер, милый, поцелуй мои запястья. Так, как только он любил и помнил. Он забыл уже. А ты наполни грудь больную ожиданьем псевдо-счастья. Он не знает, кто теперь я, с кем я, где я. Правильно, так жить намного проще. Мне не больно. Просто носик морщу, ощущая — где-то слева леденеет. Помоги мне, расскажи ночную сказку, так, чтоб ею увлеклась, забылась, чтоб потом, под утро, мне приснилась хэппиэндовая добрая развязка. Сможешь сделать так, чтоб завтра распустились ленты радуг в небе семицветно? Нет, не плакала… а что, заметно? да…наверное, от ветра заслезились……

Запрыгали весело капли по зелени сочной, Алмазные нити, струясь, потянулись с небес, Ручьи побежали тоннелями труб водосточных. Тот город, что был до грозы, он как будто исчез. Меняли дома очертания; люди, деревья Казались теперь акварелью на мокром стекле. И запах дождя, опьяняюще дикий и древний, Стелился по влажной, уставшей от солнца земле. Печальная девушка с чашкой холодного чая Услышала: громко рассыпался дождь за окном. Небесный поток, капель призмами свет преломляя, Как в детстве её поманил золотым полотном. Сбежала по лестнице, хлопнула дверью железной, На миг на пороге застыла совсем не дыша. Пытаясь себя исцелить от тяжёлой болезни, Шагнула под струи. И словно проснулась душа. Босая по лужам. Она без зонта…

Я песчинка. Ты — моя Вселенная. Между чёрным небом и землёй я одна из тысяч, я — мгновенная вспышка, сотворённая тобой. Ты — мой крик за гранью откровения, там, где крыш касается Луна. Ты — моё рождение, забвение, чистый свет, покой и тишина. Ты — любовь, безлюдная, безгрешная, та, что теплится внутри меня, неземная, лёгкая, нездешняя, та, которую не променять ни на что, моя душа нетленная. Я живу. Я вижу первый снег. Я песчинка. Ты — моя Вселенная. Ты мой Бог. А я — твой человек.

Солнце моё улыбается опечаленно — знает: бывает, что одиночество больно впивается, отчаянно в губы — губами. Души — такие хрупкие создания. Оставляют пыльцу на пальцах, когда их до потери сознания сжимают — просто попялиться. Посмотреть, как умирает — не корчась, красиво так, — как ломаются крылья с рисунком правильным, свет её утекает медленно в небо синее. Какой дурак с сердцем каменным взялся первым безжалостно истреблять крылатых? Скажешь: “Люди… но люди не виноваты. По глупости. Не от большого ума — из великой гордости”. А я не гордая, вижу, куда расти, на своих заплечных не прячу потёртости прозрачные. Мёртвая, оттого и сильная, я проходила эту науку, почти чистая, белая… Солнце моё говорит…

Улыбка Чешира на небе всё шире и шире — он скоро зевнёт, повернётся, и будет Луна убывать. Оставим проблемы в своей опустевшей квартире и, за руки взявшись, с недоброй ухмылкой пойдём убивать… безумное время, что нам так подарочно просто досталось за парочку наших бэушных, поношенных душ. Ты будешь курить и смотреть на осенние звёзды, я — бить каблуком свежекупленных туфель «секретики» луж. Что там, в зазеркалье, под тонкой студёной пластинкой? Вода отражения наши скрывает за чёрным стеклом… Алмазная крошка хрустит под тяжёлым ботинком — ты к краю подходишь и пристально, молча любуешься дном, манящим и тёмным. Так хочется прыгнуть с разбега с обрыва да в космос, упасть в этот глянцевый…