Я неба касаюсь пальцами, кусочки в прыжке выхватываю. Оно голубое, матовое. Когда глазами твоими любуюсь — я с небом целуюсь. Такими весна смотрит ранняя. Обезоруженная и раненая, оседаю к твоим ногам — ластиться, быть слабой, смешной, нежной, опасной… разной быть. Дышать. Любить. Творить. Ты же солнца осколок, в ладони мои сброшенный. Хороший мой. Взгляни на меня, скажи только слово — и адостно мне, и раёво. Нельзя мешать любовь и похоть? Мы дружно:Нужно! Так хорошо, что даже плохо. Так зелено, солнечно, сочно, снежно, дождливо, так… живо! Что правда, не верится, будто в груди прорастает деревце, и кислорода в лёгких навалом, разгоняется, бьётся алое… Но времени людям даётся мало. Так будь же…

Хватит. Собирай деньги в сумки. Нам мало осталось времени. Мы не спали целые сутки, давит усталость… Выстрелы за стеной не слушай хлёсткие и не пугайся. Мы уедем… Мы теперь живые и лёгкие. Давай, поднимайся. Громко… и дым серыми лапами под двери… Они это всё придумали, не верь им! Нам это снится. Какой этаж? нет разницы. Давай, как птицы? Языки пламени обнимают мебель, лижут обои… Раскрывай крылья, хватай меня за руку. Дальше нас двое. Вспыхнет оранжевым осознание свинца под лопаткой. А ты не бойся, не чувствуй боли, лети без оглядки. Туда, где ветер нас ждёт и жалеет, перебирает нити серебряные, куда мы с тобой уехать хотели. Время медленнее, медленнее… Перед глазами…

Слышишь мои шаги? рядом…легко-легко… Кожа моя бела — тёплое молоко. Призрачен мой двойник, но ощутим и смел. Чувствуешь спелость губ? Чувствуешь близость тел? «Юная…» — по щекам нервно размажешь соль. По небесам Луны катится колесо. Лишь до своей весны я доросла едва. Встречу твою печаль через десятка два. Сколько искал в толпе, сколько сходил с ума, всё говорил: найду. Звал? я пришла сама. «Нежная…не отдам…» Пальцев неспешный путь, нить поцелуев вниз — волосы…шея…грудь… Хрупкие плечи спрячь в крепких объятий плен. Есть наших душ клубок, всё остальное — тлен. Полночь. Камин. И мы. Танец огня. Только не умирай раньше меня.

Дрожишь, великан против меня маленькой. От ветра ли? от того ли, что знаю твои секреты? У нас мороз. Снег хрустящий. Я залезаю в валенки. Хмуришься, тебе смешно. Ты как будто с другой планеты. Oh mein lieber Freund, сколько же в тебе тёмного… Ты убил бы меня извращённо, если б не песни. Не боюсь. Посреди мира яркого и огромного мне твой тесный и мрачный куда интересней. Зовёшь меня «kleines Mädchen», почти плачешь глазами, рыдаешь сердцем. Притворяешься сильным столько лет, а тебе хочется просто жить. Не бороться, а жить. В любимых руках греться. Не того, что выбрал себе, не проклятого одиночества. Что случилось? почему зверь молча глотает слёзы? Почему, мой милый? расскажи,…

Знаешь, как это — целовать непридуманного ангела? не из тех, у которых волоссветлыйглазаголубыеулыбкамилая, а из тех, кто иногда нарушает вселенские правила для того, чтоб жила единственная и любимая. Это как будто ждёшь чего-то, долго, страстно, мучительно, и вдруг получаешь эту радость солнечную неожиданно. Электричество от макушки до кончиков пальцев стремительно… я таю, как воск, я поцелуем этим насквозь пропитана. И бабочки не в животе, а во всём теле бьют бархатными хрупкими, когда касаюсь губами кожи белой фарфорово-матовой. Взгляд его серо-зелёных, до боли печальных, на сердце зарубками, в нём жизнь моя, в нём последние отблески Солнца пятого… Русые с мединкой так смешно ветром ерошатся, ложатся волнами плавными, тени на лицо роняют.…

Я набита тобой плотно, словно плюшевый зверь — ватой. Рваной раной саднишь в клетках… Я ввязалась в твои игры. Подавляя позыв рвотный, задыхаясь от слёз горьких, я бегу изо всех с ветром — он сегодня меня выкрал. У тебя же в седом каждом миллионы чужих жизней, миллионы чужих судеб и, конечно, чужих женщин… Мне бежать от тебя страшно. Оставаться — ещё хуже. Ты же всё для меня, веришь? и не станешь уже меньшим. На коленях стою в поле, обессиленная бегом, чтоб не слышали стон люди, чтоб не видели, как брежу. И дышу тяжело. Больно. Ветер влажной щекой жмётся к раскалённой моей коже, поднимает меня, свежий. Полночь лунная так лечит… вырывает…

Безумной страсти, любви полные, чернила синие зальют город наш. Целую губы, глаза сонные, целую руки твои, вхожу в кураж. Окно открыто. Свежесть пряную подарит нам летняя ночь смелая. Люби, от ласки твоей пьяную, кусай мои губы дерзко — спелые. Вокруг бедра кружево чёрное погладишь нежно пальцами нервными. Мы, на разлуку обречённые, теперь друг для друга станем первыми. Без боли чьих-то измен прожитых, без слёз, обещаний и слов жестоких, без горьких обид, в лицо брошенных. Под лунное соло для одиноких. Закончится ночь. Звёзды беглые прогонит с неба рассвета линия. Остатком тепла на постели белая лилия…

Может, остановится, восстановится, снова побежит? Может, оклемается, не сломается, дальше будет жить? Прочь, наружу просится, в клетке носится, словно дикий зверь. Только всё напрасно. Не верить на слово — правило теперь. — Успокойся… справишься, ты оправишься, всё переболит. Отвечает криками или всхлипами, по ночам скулит… — Улыбнись хорошему. Дело прошлое. Хватит. Отпусти. Изнутри охрипшее, еле слышное: — Не могу… прости. Перестало плакать, упало в слякоть и, мигом присмирев, поднялось, одумалось, призадумалось, в уголочек сев… Утром я проснулась, к себе прислушалась — тишина в груди. Каменное, мёртвое и холодное — сердце ли? — внутри.

Она другая совсем, такая милая и дерзкая, Сдержанная чаще, но иногда бывает резкая, Ветренная немного, капризная, неверная. Поэтому и любишь её так страстно, наверное… Молодая, гордая и чертовски красивая. Она не такая, как я, другая, она сильная. Почти подросток ещё, смешная, максималистка, Боль под маску улыбки умеет прятать…артистка… Счастливая, весёлая, злая, и зубки острые, Любит помаду красную, ненавидит шмотки пёстрые. Жёсткая. Не заплачет, когда будет мосты сжигать. Ей плевать, что сердце разбито, и на тебя — плевать. Невыносимая, любимая, игривая, ничуть не странная, Уверенная, смелая такая. Как когда-то я, желанная. Неласковая порой, прямая, по пустякам нервная. Поэтому и любишь её так сильно, наверное… Не назовёшь её котёнком, будто меня вспоминая.…